Ирина Мельникова - Невеста по наследству [Отчаянное счастье]

— Настя, к лошадям! — крикнул что было сил граф и перебросил ей перочинный нож. — Режь постромки!

Он не видел, выполнила ли его команду Настя. В следующее мгновение он ударом в челюсть отправил в нокаут хозяина хутора и разрядил пистолет в уже знакомого кудлатого пса. Второй пес молча бросился ему на грудь, и Сергей двинул его Настиным саквояжем по голове, отправив вслед за собратом в могилевскую губернию. Оглянувшись, он заметил, что Настя пытается увернуться от Акулины. Старая карга достаточно резво гналась за ней с вилами в руках. В этот момент третья собака настигла графа. Сергей ногой отбил попытку пса вцепиться ему в горло и краем глаза заметил, что хозяйка уже без движения лежит на земле, а Настя у коновязи пытается перерезать ножом сыромятные поводья. Хозяин замычал что-то и заворочался на земле, собака, присев на задние лапы, приготовилась к новому прыжку, и Сергей, не раздумывая, подхватил с земли вилы, оброненные Акулиной, и метнул их в осатаневшего от первой неудачи пса. В следующее мгновение граф Ратманов был уже у коновязи. И только тут он обнаружил, что лошади не оседланы. В детстве ему не раз приходилось скакать без седла, но как быть с Настей, тем более с ее узкой юбкой?..

Но девушка сама нашла выход из положения. Наклонившись, она полоснула ножом по юбке, распоров ее на две половины. Потом повернулась к Сергею спиной и приказала: «Режьте!» Через секунду юбка превратилась в два куска материи, которые удерживались на талии и бедрах только на широком кожаном ремешке.

Сергей подсадил девушку на лошадь, стараясь не замечать открытых ног своей бывшей невесты. Бросив последний взгляд на поле битвы, он заметил, что псы не подают признаков жизни, хозяин, стоя на четвереньках, старается подтянуть к себе ружье. Раненный в ногу идиот на животе ползет к дому, да и Акулина была жива, ворочалась на земле, пытаясь перевернуться со спины на живот. Только кучер лежал неподвижно, и по его позе трудно было понять, то ли он мертвецки пьян, то ли уснул навеки, успокоенный пулей из Настиного пистолета.

Настя направила свою лошадь к плетню, опоясывающему усадьбу, и достаточно ловко преодолела его. Сергей быстро догнал ее и отметил для себя, что девушка неплохо держится верхом. Сжимая бока лошади ногами в тонких ажурных чулках, она, похоже, не испытывала никакого стеснения по поводу своего необычного вида. Сергей натянул поводья и остановил лошадь, чтобы осмотреться по сторонам. Настя оглянулась на него.

— Тут поблизости село должно быть! — крикнула она спутнику, и, словно подтверждая ее слова, откуда-то из-за леса проголосил один петух, второй, третий… И всадники направили лошадей через луг, над которым стелился низкий утренний туман, а навстречу им протянулись длинные рыжие лучи восходящего над миром дневного светила.

— Как я тебя понимаю, дорогая, как сочувствую! — Глафира Дончак-Яровская, одна из самых близких подруг Ольги Ивановны, шурша шелковыми юбками, вплыла в ее будуар. — Столько сил отдать подготовке к свадьбе, не спать ночами, переживать, волноваться… — она промокнула глаза крошечным платочком и, прежде чем горничная Меркушевой успела удивленно вскрикнуть, вырвала из ее рук косынку, издающую запах мяты. — Милая моя, сейчас уже никто не лечит мигрень мятой, лучшее средство — лавандовое масло, нужно смазать виски… — Тут она заметила Райковича, восседающего в дальнем темном углу будуара, вежливо с ним поздоровалась и спросила с явной укоризной:

— Почему вы не посоветовали Оленьке то средство, которое спасло меня позавчера от ужасной головной боли?

— Ольга не выносит запаха амбры, — ровным гнусавым голосом произнес Райкович и, скрестив руки на груди, добавил:

— К тому же, Глафира Афанасьевна, я не совсем уверен, что именно курение пастилок сняло вашу мигрень. По-моему, два бокала мадеры, которые вы выпили за обедом, помогли вам гораздо больше, чем эта гадость.

Глафира негодующе фыркнула и отвернулась. Райкович был единственным человеком, с которым она предпочитала не спорить, зная его вздорный и неуживчивый характер. К тому же подруга нуждалась в помощи, и она вновь обратила свои взоры на Ольгу Ивановну.

— Голубушка моя, теперь я буду ухаживать за тобой, пока тебе не станет лучше, — она окинула Меркушеву критическим взглядом. — Хотя по твоему виду не скажешь, что ты страдаешь от головной боли. Это удивительно, но у тебя прелестные розовые щеки и глаза как-то странно блестят, — она вздохнула. — Признаюсь тебе, во время приступов мигрени я становлюсь похожей на привидение. Правда, никто и не страдает такими сильными мигренями, как я! — Глафира поджала губы и, настороженно оглянувшись на Райковича, произнесла:

— Боюсь, ты что-то скрываешь от меня, дорогая? Эта внезапная болезнь Насти, отъезд графа… Кое-кто находит это подозрительным!

Ольга Ивановна сжала зубы и подумала про себя, что с удовольствием открутила бы этой надутой гусыне голову, но сейчас она была способна лишь на то, чтобы закрыть глаза и как можно убедительнее простонать:

— Прошу тебя, дорогая, оставим все разговоры до завтра. У меня нет сил в чем-то убеждать или разубеждать тебя.

— Хорошо, хорошо, — торопливо прошептала Глафира. — Надеюсь, к утру у тебя все пройдет, и мы обсудим, как тебе поступать дальше.

Глафира Дончак-Яровская была одной из тех светских дам, которые стремятся задавать тон и создавать общественное мнение всегда и везде, где бы они ни появились. Ее умение проникать в самые сокровенные семейные тайны, разоблачать адюльтеры и другие неблаговидные поступки почтенных отцов семейств, любовные интрижки благочестивых жен и дурные привычки сыновей снискало ей определенную славу, которой она, несомненно, гордилась и при случае могла похвастаться участием в дюжине крупных скандалов, затеянных не без ее помощи.

Знакомство с Ольгой Ивановной они вели еще с тех пор, когда их впервые стали вывозить в свет двадцать лет назад. Глафира и в то время была высокой, чрезвычайно худой и к тому же близорукой девицей. Несколько выпуклые глаза придавали ей вечно удивленный вид. Да так оно и было на самом деле. На протяжении трех сезонов ей не удалось обратить на себя внимание какого-нибудь более или менее приличного молодого человека, поэтому она и пристрастилась к слухам и сплетням, находя утешение в том, что нынешние молодые люди не что иное, как скопище пороков и дурных манер. Со временем она вышла замуж за вдовца с двумя детьми, через десять лет овдовела, но это только усилило ее неодержимую тягу к скандалам, которые она своим вытянутым носом разнюхивала и распознавала задолго до их огласки.

Она носила причудливые черные парики, скрывающие жидкие волосы, платья с множеством оборок, бантов и рюшей, призванных замаскировать полное отсутствие бюста и бедер, да и обаянием Глафира никогда не обладала, но тем не менее была хорошо известна в свете и водила множество полезных и приятных знакомств. И, как подозревала Ольга Ивановна, все объяснялось лишь ее страстью к сплетням и слухам, что делало ее идеальным партнером по болтовне за обеденным столом.